ПЕРВОЕ, ВТОРОЕ И КОМПОТ

Стоит только оказаться на кухне учебного центра Военно-Морского Флота в Севастополе , оборудованной по аналогии камбуза, как миф о том, что моряки едят лишь макароны по-флотски, тут же испаряется.

Здесь готовят водолазов и обучают настоящих коков на корабли для всего ВМФ - на Северный и Черноморский флот, на Тихий океан. Лучших коков! Этот учебный центр считается самой крутой базой, единственной на флоте, поэтому сюда направляют ребят со всей России .

Заходим на кухню - все кипит, булькает, жарится. Здесь чистят картошку и следят за бульоном парни из Сочи , Самары , Краснодара , Красноярска , Волгограда , Набережных Челнов . Крымских в этом призыве нет.

Познав азы кулинарной науки, 60 курсантов сдают экзамены. Традиционно тянут билет, который состоит из пяти вопросов: три вопроса по теории, практическое задание и пятый вопрос - определение выхода того блюда, которое приготовил курсант. За 4 месяца надо все выучить - чтобы от зубов все отскакивало.

По теории надо знать первичную обработку продуктов, организацию питания в части, технологию приготовления блюд и, конечно, санитарно-гигиенические требования, - рассказывает «КП » заведующий учебным кабинетом подготовки поваров Юрий Варнавин .

Фуа-гра и стерлядь под икорным соусом готовить не приходится. На флоте все просто, но вкусно и сытно. Кок обязан уметь готовить холодные блюда, все виды супов, мясо, гарниры, сладкие блюда.

На корабле продукты выдают по накладной, вот из определенного ассортимента и надо приготовить первое, второе и десерт. Моряки - не кисейные барышни, но разнообразие в меню необходимо. Готовят, чтобы меню было сбалансированным и не повторялось каждый день.

В основном на корабле подают борщ, солянку раз в неделю, картофельные супы с крупами, рассольник. Из вторых блюд: котлеты, шницеля, отварное, запеченное или тушеное мясо и птица, рыба. А из сладких блюд в меню булочки и компот, - уточняет Юрий Варнавин.

НА КАЖДОМ КОРАБЛЕ СВОЙ БОРЩ

Как раз в день сдачи экзамена «Комсомолке» и посчастливилось побывать на святая святых поваров - кухне.

Без суеты и нервозности каждый здесь занимается своим делом - готовит то блюдо, которое досталось по билету. Кому-то предстоит приготовить салат из капусты, кому-то гороховое пюре.

Мне вот повезло, по билету досталась свекольная икра. Сейчас натираю на терке вареную свеклу и добавлю туда лук. А так, в принципе, нас всему обучили, и могу справиться с любым блюдом, главное готовить с душой, - улыбается 19-летний судомеханик из Новороссийска Лев Кузнецов .

Со вторыми блюдами все достаточно просто - мясо порезал, потушил, а вот с первыми приходится повозиться. Дольше всего осваивал время приготовления - когда и что закидывать и сколько варится, - говорит 20-летний Илья Кириленко из Анапы .

На каждом корабле свои премудрости и вариации готовки. К примеру, как сварить «правильный» борщ. Илья научился готовить его так: делается пассировка - жарится лук, морковка, туда добавляются свекла и томатная паста. Все это варится и добавляется немного уксуса для насыщенного бордового цвета. Отдельно с бульоном варит картошку. В конце все смешивает. Из приправ - перец, соль, лаврушка.

По мне, так самое сложное - сварить рассольник. Надо подбирать ингредиенты, мясо сперва тушится для вкуса, потом достается и варится. На 18 человек требуется приготовить 8 литров супа, а на 40 человек - литров 20. Но мы друг другу помогаем. В девять утра начинаем готовить, и к обеду заканчиваем, в 14.00 уже садимся кушать, - отчитывается 19-летний Дмитрий Богомолов из Красноярска.

Коронное блюдо 20-летнего Вадима Калайдина из Саратова - плов. Сначала обжаривает мясо, затем готовит овощи - обжаривает на масле лук и морковь, потом добавляет мясо, рис, немного обжаривает. Заливает водой и тушит. Плов готов!

СУХАРИ ВО ВРЕМЯ КАЧКИ

И не скажешь, что когда-то у многих из этих ребят первым блюдом в жизни была подгорелая яичница. Зато сейчас все такое румяное, красивое и аппетитное - впрямь ювелирная работа! Взять хотя бы блинчики. Не у каждой хозяйки получатся такие: один в один, ровные, светло желтого солнечного цвета. Каждый блин курсант смазывает кусочком сливочного масла, отчего они становятся такими маслеными и лощеными. А всего делов-то: в несколько литров молока добавляется погашенная сода, соль, сахар по вкусу и постепенно насыпается мука - до консистенции жидкой сметаны. На 5 литров теста получается полсотни румяных блинов.

Ребята не всерьез жалуются - за время учебы набрали по 10 килограммов! И не только потому, что во время готовки приходится пробовать блюда, а потому что кормят хорошо.

После обучения будущих коков ждет распределение - кто поедет на север, кто на восток, кто останется на Черноморском флоте. Точно известно одно, что все курсанты попадут на военные корабли, которые будут выходить в море, вот там то и понадобится все мастерство не только вкусно накормить экипаж, но и суметь приготовить блюда в порой совсем непростых условиях.

Кстати, говорят, что при совсем уж сильной качке коки отдыхают. В шторм и кусок в горло не лезет! Морякам для борьбы с «морской болезнью» выдают специальные сухари.

КСТАТИ

Понятие камбуз сформировалось в XV веке. Тогда камбуз был деревянным навесом, располагавшимся на верхней палубе корабля.

Сейчас в зависимости от размера судна камбуз размещается в отдельном помещении. В отличие от кухонного помещения на суше, камбуз специально оборудован для смягчения качки. В частности, на кораблях могут использоваться печи на карданном подвесе, а еще печи оборудуются специальным ограждением так, чтобы с них невозможно было ни чему упасть. Да и саму печь, когда она весит 1,5 тонны, уронить трудно. Кстати, и формочки для выпекания хлеба в печи соединены между собой, чтобы они не болтались хаотично во время шторма.

В ТЕМУ

А почему собственно поваров на флоте называют коками? Слово это голландское, а так как Петр I учился строить корабли именно там, то многие названия на наш флот он перенес оттуда, в том числе и название судового повара - кок.

Сегодня мы с вами обратимся к вечному. Кто сказал: «К Шекспиру»???
Нет. Уважаемого товарища Вильяма Шекспира мы оставим для другого форума. Так что же на судне столь архаично и мало подвержено влиянию прогресса??? И как ни странно, это камбуз!

Вот таким он был на паруснике.

Огонь, котел, и человек который должен в таких условиях обеспечить горячим питанием банду головорезов.
Камбуз- помещение на судне, соответствующим образом оборудованное и предназначенное для приготовления пищи (кухня).
Камбуз и Кок на судне были всегда и во все времена. Почему? Да потому что любой человек от юнги до адмирала и командующего любым флотом хочет есть. Да еще раза 3-4 в день.

Кок - судовой повар. Слово голландское (нидерл. kok), произошло от лат. coquo - варить, печь, жарить.
Кок выполняет задачи по обеспечению питанием личного состава воинской части, корабля. В его обязанности входит приготовление качественного завтрака, обеда и ужина, раздача пищи личному составу, а также приём, содержание и хранение продуктов. Кок должен знать основы кулинарии, правила хранения пищевых продуктов и их стоимость, уметь работать с электропечами.
Военно-учётная специальность - специальности войскового питания.
Штатное воинское звание - матрос, старший матрос.
Для овладения специальностью необходимо начальное или среднее профессиональное образование.
Для назначения на должность необходимо пройти подготовку в учебных отрядах (школах младших специалистов) ВМФ.
И на древних парусниках и на супер современных крейсерах, авианосцах и подводных лодках есть люди занятые приготовлением пищи и помещения для этого самого процесса.
Да, это не канониры, не капитаны. Они не ведут огонь по вражеским кораблям, не принимают судьбоносных решений от которых зависит жизнь и смерть сотен людей. Но от их работы очень сильно зависит как все это будет происходить. Потому что любой человек если его плохо накормить, будет думать не о выполнении боевой задачи, а о посещении, простите, гальюна.

Так вот. Раньше, на парусниках и пароходах работа кока была особенно тяжелой. Представьте. Холодильника нет, плита на камбузе на угле, провизия это солонина или вообще в живом виде на палубе в клетушках квохчет и мычит. А сама палуба под ногами болтается. А нравы просты и безыскусны. Плохо накормишь так и за борт могут выкинуть.
Сейчас конечно за борт не смайнают, но по кумполу тоже настучать могут. Особенно когда рейс или поход длительный и личный состав от этого малость озверевший. Но от лирики давайте перейдем к практики и рассмотрим устройство камбуза конца прошлого века более подробно. Добро пожаловать на камбуз среднестатистического сухогруза или лесовоза времен СССР.

Обычно на 40-50 человек команды пищу готовят 2 повара и 1 камбузник(подсобный рабочий).
Театр начинается с вешалки. А камбуз начинается с продовольственного склада. Или по простому с артелки. Там есть склад для хранения сухих сыпучих продуктов. Сахар, крупа, макароны. Холодильные камеры для хранения бакалеи и морозильные камеры для хранения мяса и рыбы.

Мясо говядина поступает в виде полу туш и четверть туш. Свинина тушами и полу тушами. Баранина тушами. И хранится в морозилке подвешенное на крюках. Самое веселое что загрузка мяса напоминает сказку про Жихарку. Как лиса ее в печку засунуть не могла. Так и тут. Лифт маленький и говядина туда не лезет. Когда народу надоедает с этим бороться то туши просто тащат на трап и при помощи волшебного пендаля отправляют в полет вниз. Главное чтобы из артелки в это время кто нибудь не выглянул.

Крупы и картошка тут проще. Мешки мягкие в лифт вполне нормально влезают. Это потом в рейсе веселее. Дверь лифта она на открытую палубу выходит. А в рейсе как ни странно и шторма бывают. Особенно зимой в Атлантике. В итоге, мешок на спину и полез по 50 градусному трапу.

Но, наш народ, помнится возили сахар в мешках, он и по вертикальному трапу из трюма с мешком радостно лазал. А одна палуба трюма это высота 2 этажного дома. Вот на какие подвиги любовь к холяве людей толкает.
А в ВМФ все еще суровее. Людей много, механизации мало.
Пошла погрузка. Пять "камазов" продовольствия. Горы коробок. Ни спать, ни жрать - грузить! До упора! Упор у нас раздвижной, чтоб ему...
Давай, давай, славяне! Нада! Навалились, оно провались!
Ящики, ящики... ящики...
- Меш-киии! Мешки наверх! Банки... Пакеты... Сахар по палубе... за ним мясо - в грязь, потом пойдет на котлеты...
- Дер-жи! Кто в ЛЮКЕ?!! Какая зараза на подаче?!!
Семь ящиков с сахаром на одной веревке.
- Порвется же!
- Не порвется, закидаем по-быстрому - и спать!
Чуть не улетел вслед за ящиками.
- Па-ра-зи-ти-на! Гробнуться захотел?!!
Семь ящиков сахара - сто пятьдесят кило.
- Эй, наверху, полегче!
- Не держат, заразы!
- Перестаньте бросать!
- Я кому-то по роже сейчас настучу!
Сахар по палубе. Пачки хрустят под сапогами; банки, пакеты, почки, рыба, компот - все это летит вниз, падает, бьется.
Наколотый компот не идет из банки - замерз.
Черт, пить хочется. Куда его теперь, наколотый? За борт!
- Куда бросил?! Отогреть же можно - поставил на трас (трансформатор) - и пей!
- Не сообразил.
Погрузка. Всего будет пять "камазов", закидаем - и спать!
Спать...
День с похмелья. Он еле открывает свои мутные глаза. Хоть спички вставляй.
Полярная ночь. Рассвет в двенадцать, а в два уже темень.
Небритый. Бритый - значит, выспавшийся.
Снег валит. На пирсе гора мусора, занесенная снегом; затоптанные коробки - погрузка идет.
- Давай! Что стоим? Навались, ребята, скоро кончим!
- Когда кончим! Конца не видать.
- Наверху! Заснули, что ли? Сволочи, там же нет никого! Все разбежались. Петров, ядрена корень!
- Да что я, один, что ли, здесь буду, чуть что - сразу Петров, а все спят в каютах, как сурки.
- Михалыч! Играй большой сбор! Нужно пройтись по каютам и шхерам! Пинками поднимай...
В каюте кто-то лежит; темно, как у негра... с пакетника клювик сняли, сволочи, чтоб их не беспокоили. А мы их без света, за ноги - и на палубу...
- Почему спим?!! Там люди уродуются, а у тебя здесь лежка? А ну встать!
На пирсе груда мусора, а завтра - в море. Любовь к морю прививается невыносимой жизнью на берегу.
- Почему сбежали с погрузки? Почему, я спрашиваю?! Так, в трюм его, и чтоб только уши торчали!..
- Боль-ша-я-при-бор-ка!
- Внимание по кораблю! Пришла машина за мусором! Вынести мусор!
Но ладно. Продукты получили. Пошли на камбуз. Дверь здоровая клинкетная на задрайках. Чтобы если что можно было от волны спрятаться. Открываем. Заходим.
Справа лифт в столовую команды и кают кампанию. Лифт червячный до соседней палубы минут 6 едет. Поэтому в столовую команды только первое и нарезку отправляем. А за вторым дневальный по трапу бегает. Ничего он молодой не развалится. Но к раздаче это мы позже обратимся. Сейчас начнем с самого страшного. Чем пугают всех в армии и на флоте. Это с чистки овощей.

Машина картофелечистка. Это она либо на больших круизных лайнерах. Либо на образцово показательных кораблях. А в остальном. Она конечно есть. Но только как памятник самой себе. Почему? Потому что она либо сломана. Либо из экономии. Потому что много воды расходует.

Почему расходует много воды? Потому что она туда непрерывно поступает. Потом после машины картошку все равно дочищать надо. И поэтому чаще всего картошку, морковку лук и прочее приходится чистить в ручную. На 40 человек. Представили? А картошка советская. Такое впечатление что ее специально выращивали в каучуковой кожуре. Которую не то что машина, ножик брать отказывается. А про современные модные картофелечистки я вообще молчу. Она с таким корнеплодом справится в принципе не может. Поэтому у всех камбузников того времени был молчаливый сговор. Смайнать этот корнеплод мейд ин юсср как можно быстрее. Чтобы закупили уже нормальную картошку которую легко и удобно чистить. И летела эта картошка за борт зачастую прямо в мешках. Но это на сухогрузе. А в ВМФ. Что взяли. То и жуем. Особенно на подводной лодке.
Вот картошку с морковкой почистили, теперь надо чистить лук. Что страшно??? На самом деле чистка лука не является большой проблемой. Сам лук до начала чистки глаза не щиплет. После чистки он уже в кастрюле с водой плавает. Тоже фитонциды никуда не улетают. А вот ПРОЦЕСС! По началу бойцы страдают. Но довольно быстро приспосабливаются. Иллюминатор и дверь, или два иллюминатора на разных бортах и сквозняк обеспечен. Он и относит едкие фитонциды в коридор. Но это уже не наша проблема. Особенно, если вместе с ароматом борща. Пусть народ в машине слюной захлебнется. :trollface:
Отлично. Корнеплоды почищены. Надо приступать непосредственно к приготовлению пищи.
Для варки бульона в больших количествах используем препаровочный котел. Вот такой монстроузный агрегат. Черти в аду обзавидуются.

Это все здорово, на картинке. В реальности же предохранительный клапан травит. Крышка нормально не закрывается. И если таких котлов несколько, то варочное помещение все в пару что твоя баня.
Теперь понимаете почему на броненосцах камбуз устроен вот так?

Иначе там долго просто не выдержишь. А надо там работать каждый день. Без выходных и праздников. Весь поход. А это несколько месяцев.
ОК пока у нас бульончик варится надо сделать пассировку. То есть пожарить лук, морковочку для заправки. На больших кораблях есть специальные машины овощерезки. Как правило это привод и на него сменные насадки чтобы можно было и овощи порезать и пюре протереть. Да. Это конечно не ручная нарезка. Но если надо накормить тысячу человек то без машин никак. Итак! Берем бак морковки, берем 20 литровый котел. Котел под рабочую камеру, машину включили, морковку высыпаем в приемную воронку. Высыпали. И пригнулись. Я сказал пригнулись!!! Потому что бывает что корнеплод из этого устройства вылетает не только вниз в порезанном виде, но и в лоб зазевавшемуся коку. Процесс нарезки занимает секунды. На обычных сухогрузах. Все прозаичнее. Сейчас обходятся кухонными комбайнами, а раньше все в ручную. Нож, доска и руки. Морковку порезали. Можно засыпать в сковороду. И заняться нарезкой лука. Подающую воронку снимаем. Снимаем нож которые резал морковку соломкой, и ставим нож для нарезки пластиком. Подающую воронку на место. Нож в мойку, камбузнику. Водичку из котла где плавал лук слили. Котел где была морковка под рабочую камеру. Врубаем. Глубокий вдох. Вываливаем в этот шайтан агрегат лук. И отходим на безопасное расстояние. Потому что по сравнению с тем что сейчас выдаст эта машина. Газовая атака это так. Детский лепет на лужайке. Килограмм 5 -7 лука порезано почти моментально. Площадь его соприкосновения с воздухом огромна. Фитонциды из разрушенных клеток выделяются интенсивно. В общем вдохнули. Подошли, взяли кастрюлю с нарезанным луком и вывалили в сковороду. Крышку закрыли. Можно из шланга сполоснуть машину. Чтобы лук особо не благоухал. Разобрали. Отдали камбузнику. Пусть моет. Теперь крышку на сковороде открыли. Помешали. А сковорода у нас вот такая.

Со сковородой все просто. Выставил нужный температурный режим. И она тебе его поддерживает. После жарки/тушения. Саму сковороду помыли слил из нее грязную воду. Чистой ополоснул и хорошо.
Там же можно яичницу, котлеты, отбивные и зразы жаренные готовить. В общем сковорода и сковорода просто большая. Пассировочка делается и теперь можно готовый бульончик из котла слить в 50 литровый котел. Котел под кран. в котел дуршлаг с марлей чтобы фильтровалось. И потек бульончик. Крышку открываем чтобы доступ воздуха нормальный был и сливалось веселее. А в котле из бульон свиная голова проступает вся в клубах пара. Картинка, Хичкок отдыхает. Бульон слился. Кости вытаскиваем. Мясо отделяем. А оно горячее с салом. Но ничего, раз горячо. Два горячо. Потом адаптируетесь. Кости в лагун и на выброс. Мясо порезать и отложить в сторонку. А 50 литровый котел с бульоном ставим на плиту.
Камбузная плита.
Камбузная плита она в общем ничем не отличается от обычной плиты на предприятии общественного питания. Единственное ее отличие это специальные бортики и распорки которые не дают во во время качки котлам перемещаться по плите. Сама плита может выглядеть, например, вот так.

Бортики они ставятся только во время качки. Потому что плиты делал один НИИ, котлы другие. В итоге после установки распорок на плиту помещается ровно половина от ее штатной загрузки. Сама плита, сами понимаете, далеко не металла керамика. А старые кондовые конфорки с тенами. Причем тены где то греют как не в себя, а где-то они уже частично скончались. И поэтому меняют не нагрев конфорки, а перемещают котел или сковородку на ту конфорку которая дает нужный нагрев. ОК обед готовится. Давайте поговорим о хлебе насущном.
О хлебе насущном.
Во время рейса или дальнего похода хлеб выпекают прямо на корабле. Для этого на всех судах и кораблях которые предназначены для дальних походов есть пекарни. Размер пекарни зависит от расчетного количества личного состава. Чем больше народу тем больше требуется хлеба. Тут еще вот какой ньюанс. Печь в походе можно только белый хлеб. Ржаное тесто от вибрации на корабле не поднимается. Поэтому ржаной хлеб берут с собой в замороженном виде. И кстати в таком виде он вполне нормально хранится. До полу года без проблем. А перед подачей на стол его надо просто разморозить и разогреть на паровой бане. Это так называется хитро, а на самом деле все просто. Большая кастрюля. В ней дуршлаг и крышка сверху на крышку кладем буханки, на кастрюле сверху полотенце. И хлеб из мороженного становится вполне нормальным. А вот белый хлеб мы уже печем.

В пекарне, она же кондитерская у нас по идее должна быть тестомесильная машина, тестораскаточная машина отдельный холодильник и естественно печи. Но это в идеале. В реальности. Тестомесилка у нас сломалась еще при царе горохе и запчастей нет и никогда не будет. Поэтому ставим опару для хлеба. А потом добавляем муки и начинаем замес. Все в рукопашную. Часиков этак в 5 утра. Месить тесто для хлеба это тяжелее чем железо в качалке таскать. Поэтому бицепсы у нас будут красивые и рельефные. Тем более что происходит это все рядом с пекарным шкафом который уже начинает разогреваться. В режим он войдет где то через час. А мы хорошо, если в Арктике. А если в тропиках? За бортом +30 в пекарне +50, а работать надо. И кондея нет. И так изо дня в день. Потом тесто дозируем. В формы и пусть поднимается.

А как поднимется. Так в печь. Печь у нас тоже греет криво, с одной стороны слишком жарко. С другой не очень. В итоге формы надо поворачивать. И все это вручную и в горячей печи. Жонглер с горящими факелами нервно курит в сторонке. И при этом нельзя форму стукнуть. Иначе хлеб опадет и станет плоским и не пышным. И кто его в таком виде есть будет? Нет матросам срочникам это конечно скромить можно. На первом году и не такое сметут. А вот офицерам и гражданским такое не прокатит. Поэтому аккуратность, аккуратность и еще раз аккуратность.
Вот друзья, мы охватили основные моменты камбуза. За бортом пока остались холодный и мясной цеха. Но на сухогрузе их отдельных, просто нет. Поэтому если у вас будут вопросы. Задавайте. Расскажу. Значит так. Хранение, очистку, приготовление, выпечку хлеба рассмотрели. Теперь пора переходить и к раздаче пищи.
Раздача.
Это опять же зависит от размеров и типа нашего корабля. По идее, стараются делать камбуз и столовую на одном уровне. Но не всегда получается. Поэтому как я уже говорил выше часто дневальному приходится сайгачить с подносом по трапу. Потому что лифт медленный и маленький.
А на боевых кораблях делают отдельную столовую для экипажа. Где раздача напоминает обычную столовую.

После приема пищи, естественно всю посуду надо помыть и высушить. Котлы и сковороды тоже. Палубу на камбузе надо мыть минимум 2 раза в день. После обеда и после ужина. Причем драится палуба до идеальной чистоты. Поэтому друзья, помните всегда о тяжелой работе тех кто готовит для вас еду. И если что то у них и не получается. Поймите и простите их. И по мере возможности помогайте. Даже просто помогите маме на кухне, даже когда она не заставляет.
Наша небольшая импровизированная экскурсия подошла к концу. Традиционное СПАСИБО всем, кто дочитал до конца.

Довольно часто в ресторанах или кафе можно встретить блюда якобы из корабельного меню.

Ну там Щи краснофлотские или Матросский борщ ну и еще разное в этом роде.

Однако почти все эти блюда совершенно не похожи на то, что долгие годы было в меню у настоящих моряков.

Кок на судне это персона не рядовая.

Матросская еда конечно не состояла из сплошных деликатесов, но была питательная и зачастую довольно вкусная. Учитывая что во времена парусного флота были серьезные проблемы с сохранением продуктов длительное время, это были блюда приготовленные в основном из солонины и соленой рыбы которая могла храниться в бочках по нескольку месяцев и овощей, таких как капуста, картофель, морковь, свекла и лук, масло и некоторые фрукты.

Хлеб тоже не продукт длительного хранения, поэтому на кораблях были запасы сухарей, а позднее макаронов. Специально для морской кухни был изобретен способ консервирования мяса и рыбы. Но из этого довольно ограниченного ассортимента продуктов судовые коки на камбузе готовили несколько видов блюд которые были почти одинаковые на корабля, ходивших под флагами разных государств.

Вот небольшое меню флотской кухни длительное время бытовавшей на российских кораблях.
Первое блюдо это Щи или борщ. Мясо, картошка, капуста, морковь и лук. Щи готовятся очень просто. Мясо заливают водой и варят почти до готовности, затем добавляют картошку и соленую капусту. Морковь и лук зажаривается на хлопковом, подсолнечном или оливковом масле и добавляется перед окончанием приготовления.

Если к этому добавить свеклу, то это будет борщ. Свеклу лучше тоже обжаривать вместе с луком и морковью. Добавляют специи, перец и лаврушку. Очень вкусно есть с горчицей или со сметаной. Можно украсить мелко порезанной зеленью.

Второе блюдо надолго вошедшее в меню моряков это макароны по-флотски. Макароны варятся отдельно и подсоленной воде. После варки промываются. Лук поджаривается на растительном масле, к нему добавляется отварное прокрученное на мясорубке мясо, можно использовать и консерву. Добавляют специи и этот обжаренный с луком фарш перемешивается с макаронами.

Что пили моряки?

Ну в нынешние времена это компот или кисель. Любопытно что моряки первые пристрастились к таким напиткам как чай, кофе и какао.

А вот несколько веков назад у моряков были свои особенные напитки. Помните из книг про знаменитого Флинта: Йо-хо-хо и бочонок рома. Вот, вот. Это самый ром и был любимым напитком моряков в те далекие времена. Даже в контракте который подписывал моряк фрахтуясь на корабль было записано что моряку ежедневно была положена порция рома.

Но в середине XVIII века английский адмирал Нельсон Вернон этот порядок нарушил. Он приказал ром разбавлять водой. Конечно это было не так вкусно и в это пойло стали добавлять лимон и сахар. А если это разогреть, то это было и вкуснее и действовало куда как сильнее. Но моряки все равно были недовольны адмиралом и называли его Старый Грог за его постоянную привычку ходить на палубе в непромокаемом плаще, называемой «грогрем». Со временем прозвище Нельсона Вернона сократилось до одного слова Грог, а позже оно стало и названием напитка. Так появился ГРОГ.

Острые на язык моряки именовали крепость грога по сторонам света. Норд обозначал чистый ром, а Вест чистую воду. Так что грог крепостью норд-вест представлял ром наполовину разбавленный водой. А норд-вест-норд содержал 2 части рома и одну часть воды. Вест-норд-вест это две части воды и только одна часть рома…

Традиция включать в рацион моряков спиртное в какой то мере сохранилась и сейчас. Ну не стоит напоминать о фронтовых ста граммах. А вот на подводном флоте до сих пор в меню есть сухое вино. Как говорит медицина это очень полезный напиток, конечно если его употреблять в меру. Вино снимает усталость, переутомление, оно тонизирует и способствует хорошему пищеварению. К тому же оно обладает и бактерицидными свойствами. Очень популярен у флотских глинтвейн – это красное столовое вино с сахаром и пряностями, гвоздикой и корицей.

Пьют его в горячем виде, медленно, маленькими глотками, иногда с крепким горячем чаем. Прекрасное средство от простуды. Приятного аппетита)))

Вместо того, чтобы называть место, где готовится пища, кухней, моряки всегда называли его камбузом. Расположение этого камбуза зависело от размера корабля и груза, для которого он был предназначен.

Это был небольшой рыбацкий смэк (одномачтовое судно, используемое как рыболовное, каботажное или военное посыльное судно - прим. переводчика ), и он стоял в течение зимы на ремонте в грязных заросших тростником берегах реки Харлем, что в Нью-Йорке, когда я случайно наткнулся на него в те времена, когда путешествовал. Его грузоподъемность была всего тонн шестьдесят, и груз, состоящий из устриц, располагался на палубе. В небольшой квадратной рубке на корме, стоящей так близко к корме, что румпель был в дюйме или около того от трапа, находился камбуз. Сидящий на табуретке шкипер мог рулить, держа румпель в одной руке, а другой рукой опираясь на кормовую сторону этой рубки, а свои ноги он мог опустить в проход трапа, если бы захотел погреть свои голени. Под палубой с каждой стороны имелось по койке, а в переднем конце этой небольшой комнатушки стояла небольшая печь для готовки и пара ящиков, превращенных в шкафы. Дымовая труба шла вверх через железное кольцо в крыше каюты, и трубу отворачивали на подветренную сторону. В команду такого судна входил один, или максимум двое, человек.

И на множестве и более крупных каботажных судов расположение камбуза было таким же. Так, например, на речных шхунах палуба была занята грузом и весь экипаж и кок спали вместе на корме. Так было и на некоторых малых судах из Мэна, на которых капитан, кок и матрос все были одной семьей, находясь в родстве.

На рыболовных судах и судах с реки Гранд-Ривер стояло от четырёх до шести коек на корме, с печью, установленной на полу по центру, чтобы их отапливать. Дымовая труба этой печи шла вверх через середину крыши каюты и имела куполообразный железный козырёк, который отводил возникающие искры на подветренную сторону, чтобы не прожечь грот. А пищу готовили на плите, располагающейся ниже, стоящей чуть позади фок-мачты. Выход из камбуза располагался перед длинным баком, в котором вдоль стен располагались десять или двенадцать скамей так, что еду можно было легко передавать команде. Кают-компания располагалась на корме. Дымовая труба с крышкой наверху шла через железный фартук, установленный в палубе рядом с тамбуром, через который и попадали в камбуз внизу.

Всё это было сделано крепким, так как эти суда вдоль и поперёк заливало зеленой водой, когда они плыли под парусом, чтобы сбыть свою рыбу на рынке или когда судно поднималось на волну и спускалось с неё, благополучно пережив шторм, который вколачивает волны атлантического моря в эти плоские берега. На этих волнах корабль скакал, как брыкающийся мустанг.

Какой же контраст по сравнению с Вест-Индией, испанским материком (Америка в районе Карибского моря - прим. переводчика ) старых времён! Здесь плавали приземистые маленькие суда, бродяги из числа кораблей. Время от времени попадалась чесапикская шхуна (город в центральной части штата Вирджиния, на р. Элизабет и Береговом канале - прим. переводчика ), которая была такая же красивая и аккуратная, как лоцманский катер, и чьи длинные сужающиеся мачты устыдили бы тонкие изогнутые мачты туземных судов. Здесь, в ящиках высотой по пояс, заполненных песком и стоящих чуть позади фок-мачты, негры готовили свою рыбу на костре и грели свои банки из-под масла, полные туземной выпивки.

До того, как в моду вошли палубные надстройки, когда корабли еще были относительно небольшими, камбуз всегда находился внизу корабля, под палубой. Долгое время внизу делали каменный очаг с кирпичным дымоходом. Затем появились квадратные трубы из тонколистового железа, а затем они уже стали и круглыми, выходя чуть позади фок-мачты из камбузного очага, стоявшего внизу. Так оснащали такие корабли, как старый военный корабль «Constitution» и фрегаты 1776 года.

По сохранившимся записям в 1757 году некий Габриель Снодграсс, инспектирующий Британскую Ост-Индскую Компанию, на аудиенции с лордами Адмиралтейства, объяснял, что на кораблях Ост-Индской Компании переместили свои камбузы от центра трюма к носу корабля. А сэр Уолтер Рэли (английский придворный, государственный деятель, авантюрист, поэт и писатель, историк, фаворит королевы Елизаветы I. Прославился каперскими нападениями на испанский флот, за что получил (как и Френсис Дрейк) рыцарство в 1585 году - прим. переводчика ) еще в 1587 году возражал против камбуза в центре трюма корабля.

Нет никаких сомнений, что качка корабля внизу чувствовалась меньше, но дым и запах распространялись по кораблю, а в плохую погоду, когда люки нужно было заколачивать, чтобы в них не лилась вода, работа в камбузе среди запаха взболтанной протухшей трюмной воды, дыма в замкнутом пространстве и паров готовящейся еды, явно была не подарок.

Камбуз, располагавшийся сразу же позади фок-мачты, и дымовая труба, проходящая через вышестоящую палубу, и широкая решётка на потолке для выпуска тепла, необычайно сильно облегчали готовку на «Индийцах» по сравнению со старыми военными кораблями, на которых еще много лет придерживались расположения камбуза в трюме.

Размеры кораблей начали расти после 1800 года. Конечно, и раньше было несколько крупных кораблей, но мы то с вами сейчас говорим о рядовых экземплярах торговых судов. Там где раньше палуба была пустой, появились палубы юта и бака. Появление носовой рубки избавило моряков от их похожих на крысиные гнездышек в сыром форпике. У корабельного «кока», так называли судового повара, при этом тоже появилась светлая и вентилируемая комната в кормовой части этой рубки, в которой варилась солонина, жарилось рагу, варился гороховый суп и кофе, который, как любили заявлять моряки, кок варит из старых перемолотых морских резиновых сапог.

На трехмачтовой шхуне «J. Percy Bartram» чуть позади фок-мачты стояла небольшая квадратная рубка, в которой камбуз занимал правую сторону, а кубрик левую сторону в кормовой части. Узкая столярная мастерская располагалась поперёк носового конца с дверями выходящими на каждую сторону. И в кубрике и на камбузе дверь выходила на корму, а в перегородке между ними была раздвижная панель так, что еду можно было передавать из камбуза в кубрик без необходимости выходить наружу. Дымовая труба «кухонной плиты» шла вверх через крышу и имела крутой изгиб наверху, сделанный из куска трубы, который кок должен был поворачивать, каждый раз, когда мы меняли галс. Внешний конец этой трубы опирался на железную вилкообразную подпорку, стоящую на подветренной стороне под фока-гиком, и располагался примерно в футе над крышей рубки.

На небольших каботажных судах, таких как шхуны, бриги и бригантины, имелся небольшой квадратный камбузный ящик, в котором и готовили еду. Когда готовились к плаванию, этот небольшой ящик поднимали, ставили на грота-люк и найтовили к рымам на палубе, а когда разгружались в порту его ставили на палубе на носу к одному из бортов.

Достаточно простоять сутки на камбузе, чтобы потерять интерес к творогу, сметане, к первому, ко второму. На камбузе можно есть только компот. Он из сухофруктов. Там разве что только червячок какой-нибудь сдохший плавает, или, на худой конец, вестовой в лагун рукавом залезет…
А. Покровский «Творог»

Камбуз – это кухня на корабле, для тех, кто не в курсе. В нём готовят то, что на флоте называют едой.
С камбузом я познакомился на военных сборах после пятого курса института. Это когда студенты целый месяц играют в солдатиков, в нашем случае матросиков, чтобы после этого гордо прижать к груди автомат и произнести слова присяги, а, защитив диплом, не менее гордо именоваться офицерами запаса. До этого они вынуждены целых три года идти на ещё более немыслимые жертвы: один день в неделю ходить в голубых тужурках и не опаздывать в эти дни к первой паре. И всё ради того, чтобы не отдавать два года своей жизни Родине, а если и отдать эти годы, то хоть с более весомыми погонами.
Слово «камбуз», конечно же, и раньше знал, и что оно означает тоже. И ожидал даже, что на учебном корабле «Перекоп» придётся столкнуться с неким подобием отсутствия комфорта, хотя наши сборы по сравнению с настоящей службой можно смело назвать отдыхом в пансионате с прекрасным видом на Петровскую гавань города Кронштадта. Тем не менее, камбуз произвёл на меня неизгладимое впечатление, затмившее собой шуршание под койками крыс, аромат девятнадцати пар носок в кубрике, «собачью вахту»1 и храп с соседних коек. А ещё на корабле есть гальюн, но, так и быть, совсем уж о грустном не будем.
Стоит упомянуть о самом корабле. «Перекоп» – корыто восьми тысяч тонн водоизмещения, построенный в социалистической Польше, был, что называется «неходовым». То есть в море он не ходил. Техническое состояние не позволяло. Зато оно позволяло принимать на борт всяких курсантов в количестве до четырёхсот голов, проходящих «корабельную практику», и по этому поводу гордо именоваться кораблём первого ранга, хотя по водоизмещению корабль на этот самый ранг не тянул. Экипаж «Перекопа» состоял из десятка офицеров и двух десятков «нижних чинов». Из ста семнадцати положенных по штатному расписанию. Последние были поголовно «годки» в звании не ниже старшего матроса.
Рядом с «Перекопом» был ошвартован его систершип «Смольный». Он в море ходил, имел полный экипаж, и вскоре после начала наших сборов свалил в Германию с грузом кадетов на борту. Третий пароход из их серии – «Хасан» давно пошёл под резак.
И вот на «Перекопе» появились мы – студенты Корабелки. После погрузки на корабль разношёрстной толпы с баулами явно гражданской наружности, эту самую толпу заставили переодеться в осточертевшие голубые куртки, которые приходилось носить в те дни, когда нельзя опаздывать к первой паре, и назвали ротой курсантов. Мальчиками в голубом нам предстояло быть ещё несколько дней, после нам выдали рабочие платья. Наш взвод поселили в кубрик на третьей палубе по левому борту, иллюминаторы, как я уже говорил, открывали вид на Петровскую гавань.
Сразу же после заселения началось распределение нарядов. Их было довольно много: дежурный по роте, дежурный по столовой (назначались из командиров отделений), дневальный (два человека), накрывальщик-мойщик посуды (два человека) и, наконец, рабочий по камбузу (два человека). Если учесть, что почти каждый день был наряд «на картошку», половине роты скучать не приходилось.
Наш комвзвода Дима, не мудрствуя лукаво, сразу определил меня на камбуз вместе с ботаником Андрюшей с кафедры ядерных установок. Целый месяц тот преследовал меня, стабильно являясь моим напарником по всем нарядам. Всецелое пребывание в собственном внутреннем мире, стойкое неприятие мира внешнего в сочетании с неимоверным занудством делали Андрея чрезвычайно тяжёлым в общении.
- Ну, Андрюха, пошли вкалывать, - сказал я ему, и мы отправились на камбуз, в распоряжение старшины второй статьи Жени, занимающего на корабле высокую должность кока.
Идти далеко не пришлось. Камбуз находился как раз напротив нашего кубрика по правому борту. Предваряло его небольшое помещение с ванной, аналогичной тем, в которых люди совершают омовение, а здесь же она была предназначена для складирования чищеной картошки. Тут же были три мешка с корнеплодом, ожидающие ритуала чистки. Сам камбуз оказался просторным помещением со стенами из белого кафеля и грязно-коричневым опять же кафельным полом. Вдоль борта располагались разделочные столы, напротив них, ближе к диаметральной плоскости ровный ряд больших металлических котлов, а у носовой переборки плита, пенёк для рубки мяса, окошко в столовую для передачи пищи и большая автоматическая мясорубка. В довершении ко всему из угла раздавались какие-то псевдо-музыкальные звуки, там стоял магнитофон.
Среди всего этого великолепия помимо нас с Андрюхой я заметил ещё четверых живых существ: маленького белобрысого кока Женю в белом одеянии, двух матросов в тельниках и большого рыжего таракана, ползущего по плите в направлении норд-вест. Мы тут же всецело завладели вниманием троих из вышеперечисленных представителей фауны, лишь таракан продолжал ползти по своим делам, не отвлекаясь на мелочи вроде нас с Андреем.
- Пацаны, вы кто будете? – спросил Женя.
- Да мы вот... С первого взвода... Нас сюда послали… - я тоже слегка растерялся.
- Послали, говоришь. Хорошо, что сюда послали, а не на х… - изрёк Женя, а матросы заржали. – Хотя, один х…, что туда, что сюда. Вы, наверно, курсанты?
- Ага, курсанты.
- Ну и зашибись. Приступайте к работе. Как вас звать-то, кстати?
- Василий.
- Андрей.
- Меня Женя. Это Дима и Олег, - указал он на матросов.
- Ааа… Что делать-то?
- Вот вам швабра, вот ведро, вот тряпка, а вот пол, - тот, кого представили Олегом, указал себе под ноги. – Вперёд.
Андрей потянулся к швабре.
- Подожди ты, ё… твою! – остановил его Женя. – Переоденьтесь сначала. Эти ваши голубые куртки, ведь парадная форма. Испачкаете ведь.
- Повседневная, - поправил я его, и мы пошли в кубрик переодеваться.
Выражение «ё… твою» на флоте вовсе не оскорбление, а просто обращение к человеку, стоящему ниже тебя в табели о рангах, или равному тебе.
Переодеться мы могли только в тренировочные костюмы. Другой альтернативы наш скудный гардероб не предоставил.
- О, другое дело! – сказал Женя, когда мы вернулись в камбуз. – Теперь за работу.
Мы с Андреем переглянулись. Каждый из нас хотел, чтобы пол мыл не он, а напарник. Несколько секунд между нами шла молчаливая борьба, своеобразная игра в «гляделки». В конечном итоге первым не выдержал Андрюха: с печальным вздохом закатал рукава, взял ветошь и окунул в ведро. Затем стал старательно её выжимать.
- Не так! – остановил его Олег.
Мы удивлённо на него уставились.
- Объясняю. Ты, - он указал на меня, - поливаешь из ведёрка палубу, а ты трёшь её шваброй.
Тут Олег с Димой продемонстрировали, как это всё должно происходить. Палуба корабля не ровная, а выпуклая, так корпус прочнее, поэтому вся грязь и отходы производства вместе с водой самотёком отправлялись в дренажное отверстие в палубе у борта, что не стекало само, заталкивалось туда шваброй. Далее по системе сточной воды всё это оказывалось за бортом.
- А теперь так же от самой носовой переборки, - Костя вручил мне ведро, а Андрею швабру. – Исполнять!
С мытьём палубы мы разделались довольно быстро. Андрей довольно неплохо работал шваброй, только слишком торопился, в результате чего я пару раз плеснул ему на кроссовки.
- Теперь что? – спросил я, когда работа была закончена.
- Ничего, - после недолгих раздумий произнёс Женя. – Отдыхайте пока.
Олег принёс откуда-то из подсобки два стула со сломанными спинками для нас, и поставил их между плитой и пнём для рубки мяса. После того, как мы на них уселись, матросы стали расспрашивать нас, кто мы вообще такие, а мы их, как им служится. А служилось им, как мне показалось, неплохо. Жили матросы по двое в четырёхместных кубриках (после нам их показали, не номера люкс, конечно, но, тем не менее), в увольнение отпускали регулярно. «Неустав» на корабле отсутствовал напрочь по двум причинам: во-первых, за взаимоотношениями личного состава тщательно следили офицеры; во-вторых, как я уже говорил, все срочники были «годки», гонять им было некого.
Пока мы беседовали, Женя стоял за плитой и колдовал над нашим сегодняшним ужином. Пару раз он просил нас набрать в большой лагун воды из котла и подтащить к плите. Пока всё было неплохо, за исключением того, что в магнитофоне крутилась кассета любимой жениной группы «Кабриолет». Тот, кто слышал, поймёт, кто не слышал, послушайте и поймите.
Вскоре на камбуз прибежал Костя, исполнявший в тот день обязанности дежурного по роте. Вслед за ним плелись Малой и Лёня-бильярдист. Оба были одеты в тренировочные костюмы.
- Всё, ваша смена закончилась, - обратился Костя к нам с Андреем. – Теперь Малой с Лёней на камбуз заступают.
- Какая жалость, мы только во вкус вошли, - изобразил я огорчение. – Пошли, Андрюха.
В кубрике я переоделся и завалился на койку с книжкой в руках. На сборы я взял с собой томик фантастики Житинского, его как раз на неделю должно было мне хватить, а на выходные нас обещали отпустить домой. Мои новоявленные «сослуживцы» в основной своей массе расселись по банкам вокруг двух столов, на которые в больших количествах были выложены пакеты с печеньем и сдобой, и ждали, когда закипит вода в электрическом чайнике. Несмотря на то, что наши офицеры настоятельно рекомендовали трёхразовое питание в столовой плюс «вечерний чай», процесс поглощения всевозможных булочек и «дошираков» в кубрике в течение всего месяца почти не прекращался. В результате, кое-кто со сборов вернулся изрядно поправившись.
Через пол часа вновь прибежал взмыленный Костя:
- Б..я, парни! Давайте снова на камбуз.
- Опять мы? – удивился я.
- Опять вы. Вы должны там работать до пяти вечера завтрашнего дня. Я просто всё перепутал.
Пришлось отложить книгу и снова переодеваться, а затем искать Андрея, который успел куда-то свалить. Его я нашёл на шкафуте левого борта, где обычно у нас были построения во время поверок. Андрей сидел на кнехте, устремив свой задумчивый взгляд на отходящий от пристани паром.
- Андрюха! – обратился я к нему. – Лафа закончилась. Пошли обратно на камбуз.
- Как так обратно на камбуз?
- Молча. Легко и непринуждённо. Костян всё перепутал, кулибин клёпаный. Наша трудовая повинность завтра до семнадцати ноль-ноль.
- Подожди, тебе кто это сказал?
- Да он сам и сказал. Бляха муха, Андрюха, заканчивай с занудством и пошли работать. И не сиди на кнехте, ревматизм заработаешь.
Андрей продолжал занудствовать ещё минут пять. Наш вышеизложенный диалог повторился ещё раза три. В конечном итоге, я позвал Костю. Тот был по-спартански лаконичен и убедителен:
- Толстый, кончай пи…ть и дуй на камбуз.
Женя и матросы очень удивились, когда мы вернулись вновь, выгнали с камбуза Малого с Лёней и выразили готовность трудиться дальше.
- Это баранизм нашего начальства, ничего особенного, - сказал я им, и они со мной согласились.
Приближался ужин. Мне поручили резать хлеб на всю роту, Андрею – вскрывать консервные банки.
Я подошёл к стеллажу с хлебом, взял белую буханку. Она была наполовину покрыта плесенью, и показалась мне какой-то лёгкой. Повертев буханку в руках, я обнаружил в ней небольшое отверстие. Тогда я разломил её пополам. Мякоть внутри почти полностью отсутствовала.
- Крысы, - услышал я из-за спины голос Олега. – Что, не видел никогда, как крысы хлеб едят?
- Теперь видел.
- Возьми этот хлеб, - он указал на другой стеллаж. – Он вроде получше. А этот чайкам выбросим.
Я выбрал десять буханок «получше». Затем взял нож и аккуратно срезал всю плесень, после чего начал нарезать хлеб ломтями. Когда я справился со своей задачей, пришлось помогать Андрею, тот всё никак не мог разделаться с консервами. Со стороны окошка, ведущего в столовую, уже раздавались возбуждённые возгласы, «жрать давай» или что-то вроде того. Женя распределял по котелкам гречу и кисель, мы их относили к окошку, где передавали накрывальщикам-мойщикам. Вслед за котелками отправили в столовую консервные банки и кисель.
- Сами жрать будете? – спросил Женя. – Вам тут осталось.
- Будем, - ответил я, - конечно будем.
Мы сходили за своими кружками и ложками в кубрик, миски, заменявшие тарелки, нам выдавали. Впоследствии стали покупать одноразовую пластиковую посуду. Руки мы с Андреем вымыли прямо на камбузе, из котла. Вообще, на корабле с водой было очень тяжело, как, впрочем, и во всём Кронштадте. Её давали три раза в день по пять минут как раз в то время, когда весь личный состав должен быть в столовой. Ещё вечером можно было сбегать на ПЭЖ2 и, угостив вахтенного сигаретой, выклянчить воды в душ. Эх, если б знали вы, насколько добрым и услужливым становится русский моряк, если угостить его сигаретой.
Есть нам, пришлось, держа миски на коленях. Зато вместо киселя в наших кружках плескался апельсиновый сок, а вместо тушёнки семьдесят какого-то года выпуска в миске лежала вполне свежая селёдка. Всё это Женя урвал для нас от офицерского ужина.
Наслаждались своим привилегированным положением мы с Андреем не долго. Накрывальщики-мойщики стали возвращать на камбуз котелки, которые нам предстояло отмывать. Сами они мыли только миски, и у них имелись для этого заблаговременно закупленные моющие средства. Мы же должны были мыть котелки и отдирать пригоревшую кашу в лагуне, имея в наличие только холодную воду. В единственном котле, в котором работал подогреватель, вода закончилась, а пополнить её запасы раньше, чем утром не представлялось возможным.
С котелками особых проблем не возникло, после оттирания ветошью, споласкивания и не очень пристального визуального осмотра можно было считать, что они чистые. С лагуном всё вышло гораздо серьёзнее, пригоревшая греча никак не хотела с ним расставаться. Наконец, я не выдержал, пошёл в столовую и отнял у накрывальщиков-мойщиков нашего взвода «Фейри». Сильно, конечно, сказано – отнял, скорее, позаимствовал, тем более, свою работу они уже заканчивали. Нам с Андреем ещё предстояло облагодетельствовать роту «вечерним чаем».
Помимо традиционных завтрака, обеда и ужина на корабле был предусмотрен «вечерний чай». Ровно в двадцать ноль-ноль личный состав роты (точнее, тех, кого сумеют найти) в четвёртый раз за день сгоняли в столовую и вручали каждому стакан чая и белый хлеб с маслом. Лично меня находили редко, в это время я предпочитал играть в настольный теннис в учебном классе, который располагался палубой выше. А выпить чашку нормального чая с нормальной булочкой без плесени я мог в любое время дня и ночи, было бы желание.
Женя велел нам взять только что отмытый от гречи лагун, высыпать в него большую пачку чая, набрать воды и поставить на огонь. После этого я снова резал хлеб, а Андрей делил масло на каждый из четырёх взводов. Когда жидкость в лагуне закипела, мы спустили его на пол, и Женя стал разливать чай по котелкам огромным алюминиевым половником.
После «вечернего чая» роте предстояла «вечерняя прогулка». Один раз я видел, что это такое. Людей выстраивают повзводно в две колонны, и они наматывают круги по пирсу. Пока наши товарищи «гуляли», мы с Андреем в очередной раз отмывали котелки и лагун.
- На сегодня почти всё, - сказал Женя. – Осталось палубу вымыть и до завтра свободны. Завтра в шесть прих;дите сюда.
До того, как лечь спать я развлёк себя тем, что сходил на построение по случаю спуска флага, хотя, мог этого и не делать, так как официально был в наряде.

Подъём на корабле ровно в шесть утра, но уже за десять минут до означенного времени в кубрике начал раздаваться грохот выдвигаемых из-под коек рундуков. Некоторым товарищам, похоже, не спалось, и они торопились поскорее начать новый день.
Я открыл глаза и обнаружил себя на закреплённой за мной нижней койке, лёжа на спине. Первое что, я увидел, было лицо моего друга Сани, нашего ротного старшины. Он свесился с верхней койки и смотрел на меня. Смотрел долго, вероятно, пытался вспомнить, где раньше видел эту заспанную, мятую рожу.
- Вьетнамец3! – произнёс он, наконец. – Ты зачем меня ночью пи…л?
- Не понял? – тогда я действительно его не понял.
Понимание пришло ко мне несколько позже. Дело в том, что Санёк является обладателем весьма плотной комплекции, и койка под ним значительно провисала. По этому, ворочаясь во сне, я всё время задевал его то коленом, то плечом.
- Команда встать, койки заправить! – возвестила общекорабельная громкоговорящая связь.
Я поднялся с койки, встал на холодную, покрытую синим линолеумом палубу босыми ногами и начал одеваться. Все мои товарищи, также как и я, облачались в тренировочные костюмы, им предстояла утренняя зарядка на пирсе. Я посмотрел в иллюминатор. За ним было хмурое, сырое утро. На набережной не было ни души. Лишь огромный серый кот, презрев непогоду, сидел на баке ошвартованного рядом тральщика и умывался. В этот момент я подумал, очень даже неплохо, что мне не надо идти вместе со всеми на пирс.
Дверь в камбуз была заперта. Но обрадоваться этому обстоятельству мы с Андреем толком не успели, пришёл Женя и открыл её. Оказавшись внутри, я услышал какой-то шорох и грохот падающей на пол посуды. Это крысы, хозяйничавшие в камбузе в отсутствие человека, почуяли его приближение и начали разбегаться по своим норам. Я даже успел заметить в одном из углов лысый крысиный хвостик.
- А что вы кота не заведёте? – спросил я Женю. – На тральщике он есть, сам только что видел.
- Я просил, кстати, их одолжить кота на недельку. Больше и не надо. Потом его все подкармливать начнут, он обнаглеет и крыс ловить перестанет. Пока, вот, не дают.
Женя поставил в магнитофон свою любимую кассету «Кабриолета», нажал на «play» и стал отдавать распоряжения. Андрея он отрядил резать хлеб, а мне указал на чугунную сковороду, покрытую внушительным слоем жира:
- Ночью эти козлы, Дима с Олегом, рыбу ловили и жарили. Отмой, пожалуйста.
На мытьё этой сковороды я убил где-то час. Опять же в моём распоряжении была только холодная вода, а «Фейри» просить было не у кого. Собственно, сковорода так и осталась жирной. Её я задвинул как можно дальше, чтобы меньше попадалась коку на глаза. Затем тщетно пытался отмыть руки от жира.
Пока я возился со сковородой, Андрей успел почистить лук, и теперь доставал Женю вопросом, куда девать ошмётки.
- Без палева в люмик, - ответил кок улыбаясь.
- Куда?
- Да в люмик всё выбрасываешь, только осторожно, - уточнил Женя.
- Куда-куда?
В конце концов, ему пришлось взять у Андрея миску и продемонстрировать, как надо с ней поступить. Он подошёл к иллюминатору, высунул в него голову, убедился, что со «Смольного» в сторону систершипа вроде бы никто не смотрит, и высыпал содержимое миски за борт.
Олег принёс откуда-то брикеты порошкового киселя, высыпал их на стол и стал показывать, что мне с ними делать:
- Берёшь киянку и х...чишь по пачке. Вот так, - последовало несколько мощных ударов по брикету. – Теперь разворачиваешь, разминаешь и бросаешь в лагун.
Мне ничего не оставалось, кроме как мять жирными руками розоватый порошок. Утешала одно, пить этот кисель я точно не буду.
Когда мы с Андреем вовсю наслаждались отмыванием лагунов после завтрака, в камбуз прибежал офицер с погонами капитан-лейтенанта, похожий на разгневанного суслика. Его праведный гнев был направлен на кока Женю:
- Женя, какого х… не был на подъёме флага?!
- Ээээ… Трищ капитан-лейтенант, я большого сбора не слышал…
- Не п...ди! Всё ты прекрасно слышал! К тому же сам за временем следить должен.
- Серьёзно не слышал! – Женя тоже повысил голос. – И вообще, я от плиты отойти не могу, мне роту дармоедов-курсантов кормить надо! Вот всё на х… брошу и пойду флаг поднимать!
- Вы, я смотрю, товарищ старшина второй статьи, совсем ох…и, - офицер вдруг перешёл на «вы», - будете наказаны.
- Да насрать! – отрезал Женя и повернулся к плите.
Кап-лей тоже повернулся и вышел. Я был в шоке. Вот вам и дисциплина с субординацией.
- Мне три месяца до дембеля осталось, - Женя поймал мой недоумевающий взгляд. – Ни х... он мне не сделает.
Несколько минут спустя в камбузе появился ещё один начальник, рангом пониже – старший мичман. Но именно перед ним Женя чуть ли не встал по стойке «смирно».
- Так, - произнёс старший мичман, осмотревшись вокруг. – Кого тут за что вые...ть?
Когда начальник грозится «вые...ть» подчинённого, верить ему не стоит. Не может он этого сделать, такой вид наказания дисциплинарным уставом не предусмотрен.
Взгляд старшего мичмана остановился на нас с Андреем.
- Кто такие? – спросил он.
- Сту... эээ... курсанты ГМТУ, - я постарался на всякий случай сделать лицо посерьёзнее. – На военных сборах тут.
- Ага! Курсанты! – старший мичман заметно оживился. – Ну-ка, за мной, парни!
Он отвёл нас в трюм. Там было очень сыро, едва горел тусклый свет. На полках и стеллажах в огромном количестве располагались консервные банки, а на палубе лежали мешки с различными крупами и картошкой.
Раз в два-три дня к кораблю подъезжал продуктовый фургон со склада Ленинградской военно-морской базы, и продовольственный трюм пополнялся. На разгрузку машины нашу роту отряжали почти в полном составе. Участвовать в этом мероприятии было очень выгодно: проявивших особенное усердие и рвение мичман мог чем-нибудь премировать, скажем, двумя банками сгущёнки. А если скомуниздить ещё пару банок сгущёнки, получалось уже четыре банки... Впрочем, не мне вас арифметике учить.
- Да уж, если от пирса нас оторвёт, с голоду не помрём, - оценил я количество провизии. – Автономность по запасам продовольствия у корабля большая.
- Это точно, - согласился старший мичман. – Только если без кадетов. Эти всё сразу сожрут. Так, парни, берём каждый по мешку картошки и тащим к ванной, знаете, где это.
Несколько дней спустя на корабле появилась рота кадетов, и я убедился, что он не шутил. Кадеты – вечно голодный народ, в отличие от нас всегда требовали добавки в столовой, при этом, так же как и мы, постоянно что-то жевали в кубрике. Один раз сам видел, как мама с папой одного из них подкатили прямо к трапу на «опеле» и вручили своему чаду два здоровых пакета продуктов. Донести до своего кубрика он их не смог, его товарищи растерзали эти пакеты ещё в коридоре.
Мешок картошки, который мне предстояло переть на три палубы выше весил примерно столько же, сколько я сам. Мы с Андреем справедливо рассудили, что гораздо сподручнее будет вдвоём дотащить один мешок, а затем вернуться за другим. И то мы чуть не надорвались. А когда пошли за вторым мешком, дверь в трюм была уже заперта. Нельзя сказать, что мы сильно расстроились этому обстоятельству.
Целый день мы что-нибудь мыли, таскали, оттирали, резали, чистили и снова мыли. И всё под нескончаемые рулады группы «Кабриолет». Когда в семнадцать ноль-ноль пришли наши сменщики со второго взвода, я понял, что на этом корабле мне больше ничего не страшно.
А кисель я потом три дня не пил.

Предпоследний день сборов. Я снова рабочий по камбузу. Снова в напарниках у меня Андрюша. Я только что порезал хлеб, сижу на пне для рубки мяса, смотрю, как кадеты отмывают от каши котёл. Теперь всю грязную работу выполняют они. Рядом со мной магнитофон, я переставляю кассеты, ди-джеем, стало быть, работаю. Кассету с «Кабриолетом» спрятал как можно дальше. Интересно, Женя её потом вообще нашёл?
В камбузе появляются ребята из второго взвода с видеокамерой, фиксируют события «для истории». Я подвожу их к столу для резки хлеба, беру буханку с дырой в боку, разламываю пополам и вплотную подношу к объективу камеры:
- Вот, продукция жизнедеятельности крыс.
- Также прошу зафиксировать, что хлеб плесневелый, - говорит «режиссёр» фильма своему «оператору».
Они уходят, я возвращаюсь в исходную позицию. Ко мне подходит Андрей:
- Надо консервные банки открыть.
- Не видишь, я занят, - меняю в магнитофоне кассету «Кино» на «Короля и Шута» и нажимаю на «play».
Прибегает дежурный по роте:
- Все наряды на сегодня отменены. Приказано всем приводить себя в порядок, готовиться к присяге.
- А жрать мы, что на ужин будем? – в окошке появляется голова дежурного по столовой.
- Кто приказал? – спрашиваю дежурного.
- Акопян.
- Ааа... Акопян...
Капитан первого ранга Акопян – человек серьёзный. Если он приказал, надо подчиняться. Оставляю обоих дежурных препираться друг с другом, сам иду в душ. Наши военные игрища подходят к концу. Завтра присяга, и по домам.
_________________________
1 Период вахты с 3.00 до 7.00 утра. В это время дико хочется спать. Я подпирал дверь табуреткой, чтобы неожиданно не зашёл проверяющий офицер, и ложился, не раздеваясь, поверх одеяла.
2 Пост энергетики и живучести.
3 Одно из моих прозвищ. Ху До Шин.